Чем живут эмигранты? Не могу отвечать за всех, но полагаю, что схема довольно проста. Призрачная американская мечта заставляет работать и учиться с утра до ночи в попытках заработать побольше денег, которые все равно уходят сквозь пальцы – сколько бы их ни было. Денег, конечно. Да и пальцев тоже. Учеба, работа, русские концерты, пьянки.
Многие стараются поскорее американизироваться, считая, что это очень круто. Особенно стараются девушки. Они, как правило, живут в русской эрии, где рентуют апартменты с карпетом, драйвают юзаные машины, покупают сыр слайсами в паундах, пьют кока-колу с айсом, ходят в банк обкешить, отдепозить или депозитнуть чек и любое отрицание выражают междометием «но-но-но!» Русский язык замещается неким тошнотворным эмигрантским суррогатом и постепенно забывается. Истинное уважение вызывают те немногие, пытающиеся сохранить чистоту русского языка. Как я убедился на собственном опыте, это требует колоссальных усилий. Не разучиться правильно говорить по-русски несравненно труднее, чем выучить английский язык. Без лишней скромности замечу, что я отношу себя и свою семью именно к этой категории. Живу я в русском районе, снимаю квартиру с ковролином, вожу подержанную машину, покупаю нарезанный сыр в фунтах, пью натуральные соки безо льда, хожу в банк, чтобы обналичить или депонировать чек и отвечаю «нет» на любые дурацкие вопросы. Зачастую общаясь с нашими бывшими на чистом русском языке, я не раз сталкивался с удивленным взглядом: «Какие-какие у тебя полы?? Ковролиновые? Никогда не слышал! Лично у нас карпет, как у всех!» А в русском магазине меня продавщица спросила, что такое фунт: «Вы имеете в виду паунд?» Да, родимая, именно его я и имею. И тебя заодно с твоим кривым языком…
В США я впервые в жизни столкнулся с тем, что учебу очень многие приравнивают к каторге. Для меня учеба всегда была в радость. А в Америке она стала в тягость. Это было невыносимо скучное, нудное, тяжелое и бесполезное занятие. Настолько, что несколько раз у меня возникали вполне серьезные намерения бросить все к черту. И «учился» я, прилагая самые минимальные усилия, чтобы только не вылететь из универа. Несмотря на то, что дважды я был на грани вылета, в конце концов, в декабре 1995 года я получил свой треклятый диплом, который у меня по сей день висит над столом и напоминает о том, что я теперь уважаемый гражданин с высшим образованием, означающим окончание каторжных работ. Этот диплом, к слову, мне ни разу не пригодился в жизни…
Итак, учеба заканчивается, зарплата на работе достигает определенного уровня, который теперь позволяет больше не гробить себя, и появляется масса свободного времени – в том числе и на гулянки, и на личную жизнь. Начинается беззаботная пора, когда при наличии денег все остальное не имеет особого значения. Можно собираться с друзьями, развлекаться в ресторанах и ночных клубах, ездить отдыхать, путешествовать, ходить в походы. Это период жизни в Америке, который нравится всем. И я не исключение – мне казалось, что весь мир у меня в кармане, и ничего мне больше не надо в этой жизни! О более тонких материях и о каких-то далеких перспективах как-то и заморачиваться не хочется…
Увы, со временем беззаботная молодость постепенно сменяется необходимостью задуматься о будущем. Пора отрываться от жизни, полной развлечений, и посмотреть вокруг. Осмыслить происходящее.
В этой точке дороги эмигрантов расходятся на три основных пути. Первый путь – окончательное слияние с американской публикой, полное «обамериканивание» и потеря интереса ко всему русскому и российскому. А заодно и ко всему, что происходит за рамками узкого туннеля, по которому прокладывается дальнейшая дорога в американской жизни.
Второй путь, которым следует абсолютное большинство – стремление всеми силами взять лучшее из обоих миров – принять американские стереотипы, попытавшись остаться при этом русскими. Эти люди и составляют так называемую «русскую диаспору» в Америке. Со временем осознание факта, что американское общество имеет гораздо больше изъянов, чем изначально предполагалось, старательно заглушается самовнушением того, что жизнь в Америке лучше, чем в России, за счет чтения эмигрантской прессы, которая в основном занимается выискиванием изъянов в российской действительности и таким образом удовлетворяет самолюбие эмигрантов, чтобы те ни в коем случае не сомневались в правильности своего выбора.
Третья незначительная категория эмигрантов – это диссиденты «новой родины», к числу которых я себя и отношу. Эти люди искренне любят Россию, не стесняются критиковать недостатки Америки, за что попадают в немилость к эмигрантской общине. Степень этой немилости прямо пропорциональна объему и остроте критики, а также действий, эту критику сопровождающих. Не без гордости вынужден констатировать, что вряд ли на одного отдельно взятого эмигранта-диссидента когда-либо выливалось такое количество помоев, какое вылили на меня бывшие соотечественники при активной поддержке эмигрантских СМИ.
Прозрение мое началось осенью 1998 года. За год до этого я женился, и на мои плечи легла ответственность за новую семью. Кроме того, после тяжелой болезни умерла моя мама. Таким образом мне пришлось на постоянной основе иметь дело с разнообразными реалиями американской жизни – от познания всех «прелестей» американской хваленой медицины до невообразимой бюрократии и непробиваемой тупости всевозможных правительственных работников и чиновников. Вы думаете, что в России бюрократия? Ха! Не смешите мои тапочки!
Так или иначе, приходилось всерьез задумываться о будущем. Америка постепенно перестала быть для меня страной мечтаний, и я стал осознавать, что что-то здесь не то. А любые мысли о будущем вгоняли меня в тоску – именно его-то я в Америке для себя и не видел! Медленно, но верно зрело желание уехать. Но куда? По какой-то причине Франция была моим первым выбором. Возвращение в Россию мне тогда казалось совершенно немыслимым. Видимо, эмигрантский менталитет меня в тот момент поглотил с головой – видь эмигранты на то и эмигранты, что они уехали оттуда, куда не возвращаются!
Следующий год стал для меня поистине поворотным. По интернету я разыскал своего бывшего сослуживца Дмитрия, и у нас завязалась дружба, а затем и некое подобие бизнеса. Летом 1999 года я посетил Москву – впервые с января 1996 года. Через 10 дней я вернулся обратно в Лос-Анджелес с одной лишь мыслью: хочу жить в Москве! Эта поездка чудесным образом совершила прорыв в моем сознании и напомнила, кто я и откуда. Сомнений не было, и с каждым моим последующим приездом в Москву я все больше убеждался, что это именно то, чего я хочу.
Примерно в это же время я признался себе и окружающим, что мой отъезд в Америку был ошибкой. Даже не сам отъезд, а именно такой отъезд был ошибкой. Отъезд с полным сожжением всех мостов. Если бы я мог вернуться на 11 лет назад, то тогда, в 1991 году, я бы каким-то образом оставил хоть какую-то «базу» для возвращения. Вряд ли бы я стоял насмерть, чтобы вообще не ехать в Америку. В конце концов, эта страна преподнесла мне бесценный урок и здорово обогатила мой жизненный опыт, поэтому жаловаться на судьбу я не имею права. А главное, я понял одну простую истину: США – просто не моя страна, что бы там ни говорили про меня и какие ярлыки ни вешали. Пресловутая «американская мечта», в основе которой лежат исключительно материальные ценности, была достигнута: большая и хорошая квартира (хоть и съемная), постоянно новые машины, которые я менял чуть ли не каждый год, высокооплачиваемая работа, собственный бизнес, жена, рыжий кот и даже рок-группа. Не хватало лишь одного: душевного комфорта. Это то, что не измеряется деньгами и зачастую даже не подлежит четкому описанию. Но это одно понятие перевешивало все остальные перечисленные блага. Перевешивало настолько, что не оставило у меня сомнений в выборе моей дальнейшей судьбы.